– Метастазы?
– Да. Я использовал образное выражение. В те времена рак был неизлечим.
– Откуда же он взялся?
– Кто?
– Он.
– А, этот – явился из ниоткуда. Никто не жаждал видеть подобное пугало – людей поставили перед фактом.
– Это как?
– Как в сказке. Как? Пришел «нулем» и взял под контроль государство, владевшее самым страшным оружием. Руководитель, у которого не было трудовых вех и истинных заслуг перед народом. Офицер, не нюхавший пороха. Мужчина, не создавший семью. Гражданин, соорудивший для себя собственный, одному ему комфортный мир. В его, ставшим ядовитым обществе было искоренено состояние, противоположное депрессии. То есть, интенсивность внутренней жизни, со всеми ее пороками, неврастениями, ипохондриями, а также счастьем, была предоставлена узкому кругу привилегированных классов – основным потребителям всех форм ценностей.
Как он пришел к власти никто толком не знает. Тем более, люди, сродни нашей семье – южане. Поначалу мы просто забавлялись, что-то слыша о ползучей гидре. До поры, до времени, холодные страны далеких континентов граждан Боливии не интересовали. Но однажды все изменилось – было объявлено о том, что любой желающий на планете отныне имеет право приобрести капсулу бессмертия.
– Э-э-э… – хотел было что-то вставить слуга.
– Ну да, забыл – чуть ранее по Европе прокатила война.
– Дедушка, а правда, что в бытность свою ты торговал наркотиками?
Вальтер округлил глаза, по мере сил изобразив удивление.
– Да дорогой, случалось. Наркотики, они назывались кокаином, являлись семейной стезей. Именно благодаря им мы полным составом, одни из первых смогли приобрести капсулы бессмертия. Твой прадед, между прочим, имел деловые контакты с Путан Путанычем.
Вальтер — вдохни и выдохни. Хватит из меня первооткрывателя космоса делать!
Отметив, что предок готов к откровениям, Александр пустился сужать круги:
– Зачем же вы его продавали, неужели не было страшно?
– Нет, внучок. В те времена торговля наркотиками считалась преступлением не потому, что производители обязаны были их раздавать повсеместно и бесплатно, древние законы кокаин и другие порошки объявили запрещенными к употреблению.
– А-а-а. Ясно. И как только они стали доступными, мир тут же переключился на другие запретные вещи, правильно?
– Нет. Об этом не принято говорить. Просто пришло время, пришло понимание. Почти через пять тысяч лет.
– Дедушка, а я могу достичь этого порошкового просветления – стать достойным продолжателем традиций семьи, общества в целом?
– Нет, малыш.
– Я не малыш.
– Не спорь. Все на этой планете, молятся о тебе, посланнике веры. С этого года, ты уже в курсе, практически у половины обитателей колонии, осталась одна жизнь, одна-единственная, Богом данная от роду. Прекрасная, но короткая дорога к свету. Наркотик ее режет втрое-вчетверо, обесцвечивает и опустошает. Наркотик – зло. Ты его не получишь. Даже для апробации.
– Понял. Папа мне что-то похожее цитировал. Твое, по ходу, – про дорогу к свету и короткие дистанции.
– Нет внук, этому я у него учился. Мы же семейство.
Вальтер молчал. Он понимал: парень рос, развивался, и за этим с радостью наблюдали долгожители. Долгие паузы явно были не для юнца:
– Деда, как началась война? Даже не так, точнее, не то – почему пришлось бежать? Только прошу – без детских прокладок и сосок, я уже прожил пятую часть жизни.
– Пятую часть? – историк усмехнулся, но тут же снова стал серьезным. – Пятую… Хочешь, значит, быть взрослым. А как тебе такой ребус: у пращура мальчика Саши за плечами три четверти жизни. Сколько ему осталось – триста тысяч, или лет пятнадцать-двадцать?
– ???
– Ну вот, пожалуйста – еще один открытый рот. Ха-ха. Вальтер, друг мой, оповести соклубника вкратце. Я подхвачу, если рифмовать придется. Только не тараторь. Ты в последнее время волнуешься не по делу.
Андроид хмыкнул. Он уже давно не был роботом, все это знали. Только язык ни у кого не поворачивался, назвать того человеком, дитем Божьим.